Слышишь, какая музыка гремит в лесу?
Слушая ее, можно подумать, что все звери, птицы и насекомые родились на свет певцами и музыкантами.
Может быть, так оно и есть: музыку ведь все любят, и петь всем хочется. Только не у каждого голос есть.
Вот послушай, чем и как поют безголосые.
Лягушки на озере начали еще с ночи.
Надули пузыри за ушами, высунули головы из воды, рты приоткрыли.
«Ква-а-а-а-а!..» — одним духом пошел из них воздух.
Услыхал их Аист из деревни.
Обрадовался: «Целый хор! Будет мне чем поживиться!»
И полетел на озеро завтракать.
Прилетел и сел на берегу. Сел и думает:
«Неужели я хуже лягушки? Поют же они без голоса. Дай-ка и я попробую».
Поднял длинный клюв, застучал, затрещал одной его половинкой о другую, — то тише, то громче, то реже, то чаще: трещотка трещит деревянная, да и только. Так разошелся, что и про завтрак свой забыл.
А в камышах стояла Выпь на одной ноге, слушала и думала:
«Безголосая я цапля! Да ведь и Аист — не певчая птичка, а вон какую песню наигрывает».
И придумала: «Дай-ка я на воде сыграю!»
Сунула в озеро клюв, набрала полный воды да как дунет в клюв! Пошел по озеру громкий гул:
«Прумб-бу-бу-бумм!»... — словно бык проревел.
«Вот так песня! — подумал Дятел, услыхав выпь из лесу. — Инструмент-то у меня найдется: чем дерево не барабан, а нос мой не палочка?»
Хвостом уперся, назад откинулся, размахнулся головой — как задолбит носом по суку!
Точь-в-точь — барабанная дробь.
Вылез из-под коры Жук с предлинными усами.
Закрутил, закрутил головой, заскрипела его жесткая шея — тоненький-тоненький писк послышался.
Пищит усач, а все напрасно; никто его писка не слышит. Шею натрудил — зато сам своей песнею доволен.
А внизу, под деревом, из гнезда вылез Шмель и полетел петь на лужок.
Вокруг цветка на лужку кружит, жужжит жилковатыми жесткими крылышками, словно струна гудит.
Разбудила шмелиная песня зеленую Саранчу в траве.
Стала Саранча скрипочки налаживать. Скрипочки у нее на крылышках, а вместо смычков — длинные задние лапки коленками назад. На крыльях — зазубринка, а на ножках зацепочки.
Трет себя Саранча ножками по бокам, зазубринками за зацепочки задевает — стрекочет.
Саранчи на лугу много: целый струнный оркестр.
«Эх, — думает долгоносый Бекас под кочкой, — надо и мне спеть! Только вот чем? Горло у меня не годится, нос не годится, шея не годится, крылышки не годятся, лапки не годятся... Эх! Была не была, — полечу, не смолчу, чем-нибудь да закричу!»
Выскочил из-под кочки, взвился, залетел под самые облака. Хвост раскрыл веером, выпрямил крылышки, перевернулся носом к земле и понесся вниз, переворачиваясь с боку на бок, как брошенная с высоты дощечка. Головой воздух рассекает, а в хвосте у него тонкие, узкие перышки ветром перебирает.
И слышно с земли: будто в вышине барашек запел, заблеял.
А это Бекас.
Отгадай, чем он поет?
Хвостом!
Виталий Бианки «Мастера без топора»
Нет комментариев. Ваш будет первым!